В садах или парках мы открываем часто важные моменты нашей жизни. В парках мысленно разговариаем с собой, вспоминая прошлое, думаем о будущем.
Поэты сочиняют стихи, композиторы музыку. В нутри американского дома Евтушенко — цветы, его фотография, свеча и по русскому обычаю рюмка с хлебом.
В парке, возле дома, где он часто гулял, есть его любимое дерево. Его сыновья, приезжая сюда повторяют то, что делал отец, — обнимал. Все последние годы Евтушенко работал в одном из американских университетов. Его поэзию любил весь мир. Он великий человек, который пришел со своими героями, со своими рифмами, со своими ощущениями правды жизни, и у него это получилось.
Как стыдно одному ходить в кинотеатры
без друга, без подруги, без жены,
где так сеансы все коротковаты
и так их ожидания длинны……….
Мы,
одиночества стесняясь,
от тоски
бросаемся в какие-то компании,
и друж б никчемных обязательства кабальные
преследуют до гробовой доски.
Компании нелепо образуются —
в одних все пьют, да пьют,
не образумятся.
В других все заняты лишь тряпками и девками,
а в третьих —
вроде спорами идейными,
но приглядишься —
те же в них черты…
Разнообразные формы суеты!
……………………….
А ты, любимая?
Как поживаешь ты?
Избавилась ли ты от суеты;
И чьи сейчас глаза твои раскосые
и плечи твои белые роскошные?
Ты думаешь, что я, наверно, мщу,
что я сейчас в такси куда-то мчу,
но если я и мчу,
то где мне высадиться?
Ведь все равно мне от тебя не высвободиться!
Со мною женщины в себя уходят,
чувствуя,
что мне они сейчас такие чуждые…
……………
А вот недавно был я у одной
в невзрачном домике на улице Сенной.
Пальто повесил я на жалкие рога.
Под однобокой елкой
с лампочками тускленькими,
посвечивая беленькими туфельками,
сидела женщина,
как девочка, строга.
Мне было так легко разрешено
приехать,
что я был самоуверен
и слишком упоенно современен —
я не цветы привез ей,
а вино.
Но оказалось все —
куда сложней…
Она молчала,
и совсем сиротски
две капельки прозрачных —
две сережки
мерцали в мочках розовых у ней.
И, как больная, глядя так невнятно
И, поднявши тело детское свое,
сказала глухо:
«Уходи…
Не надо…
Я вижу —
ты не мой,
а ты — ее…»
/Евгений Евтушенко/
